Неточные совпадения
— Ты милая, — просто сказал он и, потрепав
девушку по
щеке, пошел на берег посмотреть лодку.
В первые минуты Самгину показалось, что она стала милее и что поездка за границу сделала ее еще более русской; ее светлые голубые глаза, румяные
щеки, толстая коса льняного цвета и гладко причесанная голова напоминали ему крестьянских
девушек.
Он играл ножом для разрезывания книг, капризно изогнутой пластинкой бронзы с позолоченной головою бородатого сатира на месте ручки. Нож выскользнул из рук его и упал к ногам
девушки; наклонясь, чтоб поднять его, Клим неловко покачнулся вместе со стулом и, пытаясь удержаться, схватил руку Нехаевой,
девушка вырвала руку, лишенный опоры Клим припал на колено. Он плохо помнил, как разыгралось все дальнейшее, помнил только горячие ладони на своих
щеках, сухой и быстрый поцелуй в губы и торопливый шепот...
Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах. На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл на губах несколько тактов марша, затем надул одну
щеку, подавил ее пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе с Гогиным пришла
девушка с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым лбом; бесцеремонно глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала...
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на
щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту
девушку такой уродливой, какой она показалась с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
— Это он сам сказал: родился вторично и в другой мир, — говорила она, смахивая концом косы слезы со
щек. В том, что эта толстенькая
девушка обливалась слезами, Клим не видел ничего печального, это даже как будто украшало ее.
Утреннее солнце ярко освещало суетливую группу птиц и самую
девушку. Райский успел разглядеть большие темно-серые глаза, кругленькие здоровые
щеки, белые тесные зубы, светло-русую, вдвое сложенную на голове косу и вполне развитую грудь, рельефно отливавшуюся в тонкой белой блузе.
Перед окончанием курса я стал чаще ходить в дом княгини. Молодая
девушка, казалось, радовалась, когда я приходил, иногда вспыхивал огонь на
щеках, речь оживлялась, но тотчас потом она входила в свой обыкновенный, задумчивый покой, напоминая холодную красоту изваянья или «деву чужбины» Шиллера, останавливавшую всякую близость.
— Расскажи, расскажи, милый, чернобровый парубок! — говорила она, прижимаясь лицом своим к
щеке его и обнимая его. — Нет! ты, видно, не любишь меня, у тебя есть другая
девушка. Я не буду бояться; я буду спокойно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться да думать… Расскажи, Левко!..
Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и
девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на
щеках ее.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие
щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов
девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще
девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
На деда, несмотря на весь страх, смех напал, когда увидел, как черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных
девушек; а музыканты тузили себя в
щеки кулаками, словно в бубны, и свистали носами, как в валторны.
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих
девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят
щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.
Но дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода, гнездо не разорилось: Леночка, превратившаяся в стройную, красивую
девушку, и ее жених — белокурый гусарский офицер, сын Марьи Дмитриевны, только что женившийся в Петербурге и вместе с молодой женой приехавший на весну в О…, сестра его жены, шестнадцатилетняя институтка с алыми
щеками и ясными глазками, Шурочка, тоже выросшая и похорошевшая, — вот какая молодежь оглашала смехом и говором стены калитинского дома.
Ничего, славная
девушка, коренастенькая такая, с крутым оплечьем и румянцем во всю
щеку.
Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала
девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих
щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
— Здравствуй, Женичка! — безучастно произнесла Ольга Сергеевна, подставляя
щеку наклонившейся к ней
девушке, и сейчас же непосредственно продолжала: — Положим, что ты еще ребенок, многого не понимаешь, и потому тебе, разумеется, во многом снисходят; но, помилуй, скажи, что же ты за репутацию себе составишь? Да и не себе одной: у тебя еще есть сестра
девушка. Положим опять и то, что Соничку давно знают здесь все, но все-таки ты ее сестра.
И теперь, изредка оборачиваясь назад, он по ее горящим прекрасным глазам, по ярко и неровно рдевшему на
щеках нездоровому румянцу, по искусанным запекшимся губам чувствовал, что в
девушке тяжело колышется и душит ее большая, давно назревшая злоба.
Он только извинился и увидел, как быстро побежала красная краска по
щекам, по шее, по спине и даже по груди прекрасной
девушки.
В Головлево явилась на этот раз уж не та красивая, бойкая и кипящая молодостью
девушка, с румяным лицом, серыми глазами навыкате, с высокой грудью и тяжелой пепельной косой на голове, которая приезжала сюда вскоре после смерти Арины Петровны, а какое-то слабое, тщедушное существо с впалой грудью, вдавленными
щеками, с нездоровым румянцем, с вялыми телодвижениями, существо сутулое, почти сгорбленное.
Ветка фуксии щекотала ей шею,
девушка, склонив голову, оттолкнула цветок
щекою.
В комнату нашу вошла большая, полная, даже почти толстая дама с косым пробором и с мушкой на левой
щеке. За ней четыре барышни в ватных шелковых капотах, за ними горничная
девушка с красивым дорожным ларцом из красного сафьяна, за
девушкой лакей с ковром и несколькими подушками, за лакеем ливрейным лакей не ливрейный с маленькою собачкой. Генеральша, очевидно, была недовольна, что мы заняли комнату, прежде чем она накушалась здесь своего чаю.
Татьяна Власьевна видит себя пятнадцатилетней
девушкой — она такая высокая, рослая, с румянцем во всю
щеку.
Она ждала признания в любви, которое всегда так сильно и приятно волнует сердца молодых
девушек, все равно, отвечает ли их сердце взаимностью на это признание или нет. Ее
щеки слегка побледнели.
Кучер, в рваном, линючем армяке, в вихрастой плешивой шапке, с подвязанной
щекой, остановил своих дромадеров, по-видимому к великой их радости, у подъезда театра, и из кареты легко выпорхнула стройная
девушка в короткой черной шубке с барашковым воротником и такой же низенькой шапочке, какие тогда носили учительницы.
Девушка между тем быстро прошла несколько переулков, наконец,
щеки у ней разгорелись, дыхание стало перехватываться: видимо, что она страшно устала.
Едва он скрылся, как из этих же ворот выбежала босоногая
девушка с завязанной платком
щекой и спешно направилась в нашу сторону. Ее хитрое лицо отражало разочарование, но, добежав до угла и увидев нас, она застыла на месте, раскрыв рот, потом метнула искоса взглядом, прошла лениво вперед и тотчас вернулась.
Затем показалась головка Мани, а возле нее, у самых
щек, отцветшая женская голова с полуседыми локонами и гладко причесанная белокурая головка
девушки, волоса которой громко объявляли о своем ближайшем родстве с волосами Мани.
Показалось вовсе не страшно, хоть и темнело, уже день таял, когда мы выехали за околицу. Мело как будто полегче. Косо, в одном направлении, в правую
щеку. Пожарный горой заслонял от меня круп первой лошади. Взяли лошади действительно бодро, вытянулись, и саночки пошли метать по ухабам. Я завалился в них, сразу согрелся, подумал о крупозном воспалении, о том, что у
девушки, может быть, треснула кость черепа изнутри, осколок в мозг вонзился…
Следствием жизни в довольстве при большой работе, не доходящей, однако, до изнурения сил, у молодого поселянина или сельской
девушки будет чрезвычайно свежий цвет лица и румянец во всю
щеку — первое условие красоты по простонародным понятиям.
Как-то невольно напоминает она мне ту
девушку, чахлую и хворую, на которую вы смотрите иногда с сожалением, иногда с какою-то сострадательною любовью, иногда же просто не замечаете ее, но которая вдруг, на один миг, как-то нечаянно сделается неизъяснимо, чудно прекрасною, а вы, пораженный, упоенный, невольно спрашиваете себя: какая сила заставила блистать таким огнем эти грустные, задумчивые глаза? что вызвало кровь на эти бледные, похудевшие
щеки? что облило страстью эти нежные черты лица? отчего так вздымается эта грудь? что так внезапно вызвало силу, жизнь и красоту на лицо бедной
девушки, заставило его заблистать такой улыбкой, оживиться таким сверкающим, искрометным смехом?
Из алтаря Семен Матвеич подтягивал дьячкам, а когда
девушек сгоняли хоровод водить и песни играть, он и им подтягивал и подтопывал, и
щеки им щипал…
Коршунов (садясь подле Любови Гордеевны). Вот это хорошо, это я люблю. Ну-ка, подойди сюда которая-нибудь. (
Девушка подходит, он ее треплет по
щеке.) Ишь ты, востроглазая какая! Ведь вам,
девушкам, чай, много надобно на белила на белые, на румяна на алые… хе, хе, хе… а у меня денег нет, за мной будет… хе, хе, хе… Держи фартук. (Сыплет ей деньги, мелочь;
девушка кланяется и уходит.) Ну, что же, Гордей Карпыч, скажи жене-то, зачем мы приехали.
Полканов не стал решать этот вопрос, а задумался о том, чем занята в данный момент
девушка? Бьёт по
щекам своего Никона? Он почувствовал обиду за неё. Как жалко, что она живёт далеко и нельзя видеть её чаще, чтобы день за днём расшатывать всё то, что искажает её душу!
— Ну-ка! — сказал Четыхер, пошевелив плечом. Она, сладко чмокнув губами, спокойно и глубоко вздохнула. Человек посмотрел в лицо
девушки, осыпанное рыжими прядями растрепанных волос, — рот Паши был удивленно полуоткрыт, на
щеках блестели еще не засохшие слезы, руки бессильно повисли вдоль тела. Четыхер усмехнулся и, качая головою, проворчал...
Она все знает, что может знать взрослая
девушка, но никогда в этих случаях не краснеет, а только опускает вниз свои черные длинные ресницы, бросающие синие тени на янтарные
щеки, и улыбается странной, скромной, нежной и в то же время сладострастной какой-то ожидающей улыбкой.
Авилов подошел к ней, тревожно оглянулся по сторонам и обнял ее. Она молча, опустив глаза и покраснев, уперлась руками в его грудь и делала усилия оттолкнуть его. Офицер все крепче притягивал
девушку к себе, тяжело дыша и торопливо целуя ее волосы и
щеки.
К студенту по-прежнему приходила
девушка, которую он любил, и
щеки ее от свежего воздуха горели такой живой и нежной краской, что было приятно и почему-то немного грустно смотреть на них. Наклонясь к самому лицу Торбецкого, она говорила...
В эту минуту молодая
девушка вся была в какой-то исступленно-нервной экзальтации. Ее душил прилив злостной досады избалованного, капризного ребенка; слезы ручьями катились по
щекам; лихорадочная дрожь колотила все тело. Она сама не помнила и не понимала хорошенько, что с нею и что она делает.
— Во-первых, — перебила
девушка с ярко проступившею на
щеках краской досады, — во-первых, Полояров вовсе не «какой-нибудь», а порядочный человек, которого я уважаю, и потому покорнейше прошу о нем так не говорить!
С пафосом продекламировала рослая
девушка с румяными
щеками, черными огненными глазами и толстой, как корабельный канат, пышной косой.
Сама того не сознавая, она говорит это вслух дрожащим, срывающимся голосом. И слезы, одна за другой, капают y неё из глаз, катятся по
щекам и смачивают прижатые к лицу пальцы. Юноша-знаменосец передает свое знамя одному из своих спутников и, подойдя к
девушке, спрашивает теплым, полным участия голосом...
«Да, не сделали, а разве не отнимали у меня Нину и разве не мучили ее своею холодностью?..» — готово было сорваться с моего языка, но я вовремя опомнилась и молча приложилась губами к бледной
щеке молодой
девушки.
Она пошла ленивой поступью к дому — уточкой, с перевальцем. Рост у нее был для
девушки порядочный; она казалась гораздо ниже от пышности бюста и круглых
щек.
Вот пробежала молодая
девушка, на голове платочек, высокая, белолицая, с слабым румянцем на худощавых
щеках… И пелеринка ее простенького люстринового платья колыхалась по воздуху.
В креслице качель сидела и покачивалась в короткой темной кофточке и клетчатой юбке, с шапочкой на голове,
девушка лет восемнадцати, не очень рослая. Свежие
щеки отзывались еще детством — и голубые глаза, и волнистые светлые волосы, низко спадавшие на лоб. Руки и ноги свои, маленькие и также по-детски пухлые, она неторопливо приводила в движение, а пальцами рук, без перчаток, перебирала, держась ими за веревки, и раскачивала то одной, то другой ногой.
Зиночка была маленькая, худенькая
девушка, некрасивая, с неровным румянцем на бледных
щеках, истерически-живая, и постоянно смеялась, как ее отец.
Они были, наверно, сестры. Одна высокая, с длинной талией, в черной бархатной кофточке и в кружевной фрезе. Другая пониже, в малиновом платье с светлыми пуговицами. Обе брюнетки. У высокой
щеки и уши горели. Из-под густых бровей глаза так и сыпали искры. На лбу курчавились волосы, спускающиеся почти до бровей.
Девушка пониже ростом носила короткие локоны вместо шиньона. Нос шел ломаной игривой линией. Маленькие глазки искрились. Талия перехвачена была кушаком.
— Никто вам не позволял бить
девушек по
щекам! У нас бывают гости получше вас, да не дерутся! Шарлатан!
Мы сидели с Марьей Егоровной у столика.
Щеки ее осунулись, натянулась кожа на скулах, но глаза, прислушиваясь, спрашивали о чем-то неведомом. Так смотрят глаза у девушек-курсисток, у молодых работниц.